Рахуба Туля

Жизнь – штука любопытная. У всех. Даже если она не всегда сахар и ничем не отличается от миллионов других. Туля Петровна Рахуба. Сейчас она в таком возрасте, когда его и не пытаются скрыть: ей за 80 с хорошим гаком. Бывает, с ее ровесниками трудно не то чтобы разговаривать, просто помолчать сложно. А тут…

Давненько не было у меня таких живых интервью. Ну и что, если позади большая жизнь, три инфаркта и один инсульт? Ну и что с того, что не сложились два коротких и, не сказать, что очень уж удачных брака? И что в конце концов остались на обочине судьбы какие-то несостоявшиеся планы? Зато есть и живут рядом дочь и сын, три внука и пять правнуков. Живут все дружно, в достатке. Разве это не радость? Разве не это то самое, на что в вечерних годах своих можно оглянуться, обрадоваться открыто, а то, может, и пустить украдкой слезу умиления… И побежать совсем не старушечьей рысью по бесконечным своим делам.

Два раза в неделю – хор в офисе столичного общества немцев «Возрождение», три раза в неделю – скандинавская ходьба под руководством Елены Шварц в парке возле Дома дружбы; несколько раз в неделю — бассейн начиная с 1971 года с перерывами только на форс-мажоры. А еще концерты по праздникам, поездки в Академию сеньоров в санаторий «Жумбактас». И долгожданные всегда визиты в пригородную усадьбу сына – там живут уже четыре поколения ее родни с обеих сторон благополучного брака.

Сама Туля Петровна от приглашений присоединиться к теплому и дружному «шалашу» родственников тактично отказывается – в городе дел хватает. Да и не скучно ей в столице и совсем не одиноко. Шалаш… Когда она говорит это слово, я понимаю, вижу по лицу, по глазам: память возвращает ее на десятки лет назад, в осень 1941 года. Был тогда в Донецкой области рабочий поселок под названием Нью-Йорк. Сейчас бы он пребывал в статусе моногорода, поскольку все, кто там жили, работали на заводе имени Петровского.

Завод там был всегда, работали здесь только немецкие переселенцы, которые, вероятно, и дали своему новому месту жительства такое многообещающее имя. И долгое время «город мечты» оправдывал надежды колонистов: работа была постоянная, деньги платили неплохие, у большинства населения – свои дома, посреди Нью-Йорка – кирха, школа, ну и все остальное, что нужно для скромной, но сытой и безопасной жизни.

Отец уходил рано, следом – мама. Сестры, Туля и Луиза (в 1941 году им было шесть и четыре года), просыпались сами: завтрак всегда был на табуретках – хлеб, козье молоко и домашнее варенье. Очень вкусно! Все оборвалось в один день: война! Маму с дочками отправили в Казахстан, отца – на рытье окопов в прифронтовую зону. И вкус домашнего варенья с молоком был забыт на долгие годы.

В Атбасаре маму Лизу с девочками отрядили на отгон в помощь местной чабанской семье – ухаживать за отарами овец. Но перед самым отъездом в степь малышки могли завершить свои коротенькие биографии. Утром, как всегда, они проснулись одни, завтрака уже никакого не было, и сестрички решили прогуляться.

За окном – ранняя зима, первый снег. Туля и Луиза отыскали свои шубки «из Нью-Йорка» и вышли на улицу. Временное жилье, вероятно, было на окраине Атбасара, поэтому вскоре они набрели на какие-то домики без крыш. В одном из мазаров уже поздней ночью их и нашли: девочки спали в своих шубках из прошлой жизни…
На джайляу, вблизи кошар, им дали комнату в доме чабана, в другой разместился хозяин с женой и двумя детьми. Ни света, ни радио, никакой связи с внешним миром. Туля и Луиза сдружились с хозяйскими детьми и очень скоро довольно бойко разговаривали на казахском языке. Русского не знали ни те, ни другие.

Голодали. Особенно зимой. Летом научились добывать солодку, дикий лук, еще какие-то травы. Мололи на жерновах бараньи кости и делали из этой муки похлебку. Хлеба семья и вовсе не видела. Шесть лет прошли как один страшный беспросветный день. Или ночь?

Зимой при кошарах в комнате с земляным полом, летом – в шалаше, на отгоне. С девяти лет Туле поручили уход за новорожденными овечками, и она стала шахманщицей. Спрашивали строго, штрафовали без скидки на возраст. Жаловаться было некому. Да и вообще «сосланным», «врагам народа» жаловаться не положено: радуйтесь, что вас не расстреляли. Люди разные были во все времена – и на фронте, и в тылу.

В сорок шестом Туле, Луизе и маме Елизавете разрешили переехать в Атбасар. Там уже в одиннадцать лет Туля пошла в школу. В русскую школу, в первый класс, зная только бытовой немецкий и такой же казахский. Дети вокруг жестоко веселились, обидно дразнили. Но уже в конце года Туля была круглой отличницей, и ее ставили в пример школьной общественности.

Отыскался и затерявшийся было муж и отец. В первые дни войны фашисты наступали быстрее, чем оборона рыла окопы. Отец попал в плен и после фильтрации был отправлен на работы в Польшу, а потом в Германию. Освободили его наши советские войска. И поскольку никаких претензий к Петру Классену у спецорганов не было, его быстро по тем временам отправили в тыл, в Акмолинск.

Здесь он очень скоро стал мастером бригады слесарей, обустраивался на новом месте. И все это время искал своих девочек – Лизу, Луизу и Тулю. Кто-то из знакомых сказал ему, что видели их в Атбасаре, кто-то твердил, что их поезд разбомбили еще на территории Украины. Отец не верил никому и продолжал бомбить инстанции, в том числе и атбасарские. И ведь нашел своих и увез в Акмолинск.

В шестом классе Туля пошла работать –надо было помогать семье становиться на ноги: отец строил дом, мама не работала по старой немецкой традиции, Луиза была еще маленькой. И нашу Тулю определили на Казахсельмаш нарядчицей. На работу они теперь ходили вместе: отец и дочь. Но характер у юной заводчанки не изменился: днем в цех, вечером в школу. И вот оно, свидетельство об окончании семилетки и право поступить в машиностроительный техникум, в «машинку», как тогда называли его акмолинцы.

Работа днем, учеба вечером нанесли удар по здоровью упрямой девушки. И в итоге пришлось бросить и то, и другое и спасаться в больницах и санаториях. Вылечила семья: дети, муж, домашнее хозяйство. А потом и случай подвернулся: взяли фактуровщицей в торговое объединение Казторгодежда. Здесь Туля опять взялась за свое – за учёбу. Закончила с отличием кооперативный техникум и пошла вверх по торговой лестнице. За прилавком не стояла – все больше по командировкам, по всему Советскому Союзу.

Мы беседуем уже почти час. И Туля Петровна охотно пересказывает эпизоды своей большой жизни. И про шалаш на летнем стойбище в атбасарских степях, и про то, как нелепо погиб ее первый муж, отец ее двоих детей, и про то, как выпроваживала из дома второго, непутевого супруга, и про много еще чего, о чем мы не будем сегодня рассказывать. Потому что ничего это пожилая женщина не оставила в прошлом – все и сейчас с ней и в ней… А завод имени Петровского эвакуировали вдогонку сосланным в тыл ньюйоркцам – в Атырау, где он славно поработал на Победу в тяжелой войне.

Что касается редкого имени нашей героини, то этимологии его я не нашел. Знаю вот только, что придумала его мама Лиза: много читала разных немецких романов на родном языке еще до войны, оттуда и запомнила это нехитрое имя. Хотя отец был очень не против того, чтобы в семье жили две Елизаветы…

Валерий Шевалье

Поделиться ссылкой: